15 ноября в Доме архитектора (Б. Морская, 52) в рамках VIII Санкт-Петербургского международного культурного форума была проведена серия панельных дискуссий Московского отделения Международной академии архитектуры (МААМ), посвященных теме «Национальное пространство и культурный ландшафт».
Михаил Александрович в качестве руководителя Петербургского Академического центра МААМ выступил одним из организаторов и принял участие в двух дискуссиях.

1. «Национальное пространство – проекция культуры»

Текст выступления:

Прошло почти тридцать лет перестроечного процесса. Мы думали, что за пределами нашей страны есть какая-то мудрость. Прошли эти годы и мы убедились, что наш ресурс в нас самих, в нашей истории, и все вещи, которые к нам приходят извне, нам интересны в контексте не более как технологий.

Идет процесс разрушения малых городов, процесс разрушения деревни состоялся в советское время, в наше время перестроечное примечательно тем, что на очереди малые города.

Малые города, с полной уверенностью могу сказать, — основа и фундамент нашего государства, где вырастают пассионарные личности, меняющие нашу страну. Так всегда было.

Из общего потока минорных вещей всего два дела есть позитивных на сегодняшний день. Я восторгаюсь и слежу за проектом Норникеля «Освоение Севера: тысяча лет успеха». Прошло уже десять выставок, одна из выставок проходила в Санкт-Петербурге. Прослеживается весь путь, по которому проходила колонизация и освоение Русского Севера до настоящего времени.

Второе позитивное дело, которое происходит, это «Общее дело», начатое  протоиреем Алексеем Яковлевым в деревне Загоры около города Онега. За десять лет они законсервировали памятники — основной актив Русского Севера вдоль реки Онега.

И, слава богу, это приходит в Ленинградскую область.

Русский Север служил образцом для всей России, потому что Новгород не подвергся татаро-монгольской деформации.

У нас есть рядом пример наших финских товарищей. Основная ячейка расселения Финляндии – хутор. Хутор в Финляндии остался. Основная идея финской архитектуры – диалог с природным контекстом. Настолько все это происходит последовательно и «по-настоящему», что финская архитектура за счет этого своего ресурса вырвалась в лидеры международного архитектурного процесса благодаря финскому хутору.

На сегодняшний день тот актив, который мы имеем – первоисточник византийских мыслей. Американцы изучают два источника – Римскую империю, ее институты. А мы  — наследники Византии. Кстати, византийская империя просуществовала дольше, чем римская империя. Об этом почему-то не говорят…

В развитие собственного ресурса мы должны искать. Мне кажется, очень большой урон нанесло дачное строительство в перестроечный период. Эту всю энергию мы могли выпустить на малые города и умирающие деревни ленинградской и Московской области, если бы мы организовали должным образом переезд новых жильцов по примеру бургундской деревни. Какой бы цветущий мир нас окружал!

Очень важная проблема малых городов – это энтропия дерева. Все национальные строительные бренды должны быть сосредоточены на использовании деревянных конструкций. Дерево – это наш исконный российский материал, в который нужно вдохнуть новую жизнь.

Мы должны думать о новых районах Санкт-Петербурга, многое делается: у нас есть межведомственный Экспертный совет по церковному искусству, архитектуре и реставрации, мы многое пытаемся сделать для возрождения церковного строительства.

Будущее того, что мы сейчас строим – такое же, как сейчас у деревень и малых городов. Если не будет доминант и точек притяжения, не будет храма, то оно обречено на вымирание.

Нужно выходить из «архитектуры лайков и провокаций», чем мы сегодня живем в профессиональном цехе, и в формате российского культурного форума возродить процессы сохранения, возрождения и впоследствии развития нашей страны.

2. «Пространственное развитие: диалог локального с глобальным»

Текст выступления:

Я скажу своё представление о диалоге глобального и локального, но всё-таки постараюсь остаться в формате размышления об архитектуре. Мне кажется, что тема появилось в эпоху Возрождения, до того у нас было всё в порядке. До этого времени Александр Македонский, создавая ойкумену в ходе первой эллинизации (вторым был Рим, потом эпоха Возрождения) породил стили. Этот этап глобального перешел в стили. Потом в эпоху Возрождения появилась классика, барокко. Потом пошел уход в национальный романтизм, потом снова классика. Вершиной стилевого развития стало Арт-Нуво.

А потом произошла великая трагедия в человеческой жизни – разделение искусства на фигуративное и абстрактное. В архитектуре она  произошла таким образом, это еще совпало с Первой мировой войной, что закончились деньги и было не до красоты, и начался успешный ход модернизма по нашей Европе. В Америке эти процессы позже начались.

Мне кажется, что это произошло первое противоречие глобального и локального. Классика была глобальна, интернациональна, но всё-таки там было много тонкостей.

И мы, говоря о глобальном, должны думать о том, что с нами сегодня происходит в архитектуре, потому что после того, как у нас сначала появились абстрактные вещи, Петербург оказался самым традиционным, простите за выражение, фигуративный городом.

Центр Петербурга — самый большой памятник традиционной архитектуры, охраняемый ЮНЕСКО. Мы впереди благодаря социальным катаклизмам, происходившим с 1918 года.

И вот тут уже начинается «шизофреничность» нашего города. В нашем городе, который остался до последнего времени традиционным фигуративным, зарождается супрематическая школа Малевича. Малевич родился в фигуративном окружении как противодействие потому, что здесь происходит. Вот вам диалог локального и глобального.

Одновременно происходили невероятные вещи. В Петербурге центр остался центр, а на рабочих окраинах стали строить «конструктивизм». Супрематизм, как художественное осмысление абстракции, родился у нас здесь. Я еще застал здесь первого супрематического архитектора Л.М. Хидекеля, здесь все старшие поколения его помнят.

Потом происходит обратные прививки. В Петербург понаехали друзья Бруно Таута. Они стали делать такой космополитный немецкий функционализм. Он не прижился. Тут же нашлись наши великие мастера, которые это все чуть-чуть «опетербуржели». В Петербурге появились симметричные конструктивистские здания. Причем это было умышленно сделано, и началась вот эта интересное состояние диалога абстрактного формального и фигуративного в архитектуре Петербурга. У нас был очень интересный блестящий мастер Е.А. Левинсон. Он все свои шедевры сделал на переходах. Первые шедевры у него были сделаны на переходе от традиции в абстракцию, потом из абстракции в традицию, и третий раз тоже успел. Невероятные вещи. Давал вот именно этот диалог идентичного и глобального той эпохи.

На сегодняшний день актуальность этой темы утратила смысл, поскольку старый-добрый модернизм превратился в стиль. По большому счёту, мы имеем прецедент того, что старый добрый модернизм стал такой же классической структурой.

Мне кажется, что на сегодняшний день весь диалог глобального и локального у меня в работе идет через мобильные технологии. Технология сама по себе глобальна. Нам рассказывали про бамбук, но тоже самое касается стекла. Мы должны жить в этом глобалистическом формате. От нашего пограничного состояния у нас сегодня все так и получается.

На сегодняшний день глобализм, создавая культуру, занимается очень опасно вещами.

Любая культура – это провокация, причем редко провокация бывает красивая и умная, в основном, агрессивная. И это считается движением вперед. Очень с этим не согласен.

Старая добрая эволюция, или народившаяся синергия глобального и локального даст более интересный результат.

Раньше были мастера, сегодня почему-то «звезды». Мне лично мастера ближе.

Проблема, которая меня беспокоит: мы живём в Петербурге, у нас есть исторический центр, а вокруг него родился не авангард, а родился город Ленинград. Если в Петербурге с идентичностью все в порядке. Я думаю, что у нас вообще настала проблема идентичности современной архитектуры – «деревенских небоскребов», идентификации масс-медиа фактора.

Создать в Петербурге нечто такое, что если попал в новостройку, то понимаешь, что ты в ленинградской части. Нужно, чтобы были идентичные сюжеты. Об этом мы должны напряженно думать. Наверное, в Москве такие же ситуации, и в Иркутске. Мы часто не понимаем, в каком городе находимся.